Неточные совпадения
Василий Иванович принял от лица руки и обнял свою жену, свою
подругу, так крепко, как и в молодости ее не обнимал: она
утешила его в его печали.
— С неделю тому назад сижу я в городском саду с милой девицей, поздно уже, тихо, луна катится в небе, облака бегут, листья падают с деревьев в тень и свет на земле; девица,
подруга детских дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я —
утешаю ее: брось, говорю, перестань! Покаяния двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
«Завален работою, а в собрание, однако, едет!» — подумала Клеопатра Петровна и от такого невнимания Вихрова даже заболела. Катишь Прыхина, узнав об ее болезни, немедленно прискакала
утешать ее, но Клеопатра Петровна и слушать ее не хотела: она рыдала, металась по постели и все выговаривала
подруге...
Нанеся этот удар своей
подруге, Червев
утешал ее, и очень успешно, тем, что мог найти в ее патриотическом чувстве, которое в ней было если не выше материнского, то по крайней мере в уровень с ним: она нашла облегчение в том, что молилась в одной молитве о сыне и о России.
Что делать?
Сама ты рассуди. Князья не вольны,
Как девицы — не по сердцу они
Себе
подруг берут, а по расчетам
Иных людей, для выгоды чужой.
Твою печаль
утешит бог и время.
Не забывай меня; возьми на память
Повязку — дай, тебе я сам надену.
Еще с собой привез я ожерелье —
Возьми его. Да вот еще: отцу
Я это посулил. Отдай ему.
— Напишите в самом деле, сударыня Марья Гавриловна, — стала просить мать Манефа. —
Утешьте меня, хоть последний бы разок поглядела я на моих голубушек. И им-то повеселее здесь будет; дома-то они все одни да одни — поневоле одурь возьмет,
подруг нет, повеселиться хочется, а не с кем… Здесь Фленушка, Марьюшка… И вы, сударыня, не оставите их своей лаской… Напишите в самом деле, Марья Гавриловна. Уж как я вам за то благодарна буду, уж как благодарна!
— Вам бы к Петрову-то дню нашу обитель посетить, Марко Данилыч, — с низкими поклонами стала звать его мать Аркадия. — Праздник ведь у нас, храм… Опять же и собрание будет… И Дунюшка бы повидалась с
подругами… Приезжайте-ка, право, Марко Данилыч… Что вам стоит? До ярманки еще без малого месяц — управитесь… Давно же и не гостили у нас… А уж как бы матушку-то обрадовали… Очень бы
утешили ее.
Плачущие
подруги окружили их, повели переодеваться, поить горячим чаем. Их ласкали, наперерыв
утешали, целовали поминутно. Не хватило духу бранить их за ослушание… Не хватило духу делать выговоры, укорять, слишком тяжело было бы переживать их возможную гибель… И счастье видеть возвращение живыми и невредимыми захлестнуло всех.
— Твое будет угощение! — поспешили
утешить меня
подруги и принялись за разговенье.
— Ну, теперь все это миновало для вас раз навсегда, —
утешала ее новая
подруга. — Здесь житье привольное, — ешь, спи, наряжайся, а каждый вечер музыка, гости… А чтобы вам легче было привыкать, я вам сразу найду такого поклонника, который озолотит вас.
Но Ксения Яковлевна не успокоилась таким напускным весельем Домаши. Она поняла хорошо, что пережила
подруга от ее опрометчивого слова. В тот же вечер она подарила ей бусы и ленты и всячески старалась
утешить.
Соня была взволнована не меньше своей
подруги и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она рыдая целовала,
утешала Наташу. «Только бы он был жив!» думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе
подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.